Но Его Высочество так уверенно заявил, что они почти пришли, что Генриетта успокоилась и даже смогла улыбнуться, заметив смущение супруга при мысли о том, что их могут застать выходящими из чулана с грязной посудой. Вот уж чего она сама и не подумала бы опасаться: довольно было принять величественный и уверенный вид, и любые вопросы и насмешки сами собой умерли бы на устах у случайных свидетелей. А там хоть потоп.
В конце концов, что дурного в том, чтобы быть замеченным вместе с молодой женой? Разве весь двор не ожидал от них всяческих демонстраций нежных чувств, приличествующих молодоженам? Судя по шуточкам, долетавшим до ее ушей в день подписания брачного контракта, а затем и в день свадьбы, им с Филиппом вообще полагалось не отходить друг от друга и искать уединения при каждой возможности. Другое дело, что, как показали первые дни супружества, принцу и принцессе крови уединение давалось с большим трудом и требовало изрядных усилий. И все же, им удалось. Удалось!
Краснея и улыбаясь при мысли о неожиданно приятных сторонах пресловутого уединения, Генриетта не сразу заметила беспокойство мужа, и только когда у нее отобрали свечу и бесцеремонно затолкали в угол погрузившегося во мрак чулана, поняла, что происходит что-то, чего Филипп не предвидел, отправляясь с ней в сомнительное путешествие сквозь стены Фонтенбло.
- Что случилось? – она инстинктивно перешла на шепот. – Каких... каких подозрений?
Филипп не только не ответил ей, но и положил конец дальнейшим расспросам типично мужским бесцеремонным способом. Минетт едва успела возмущенно пискнуть, подобно спугнутым в коридоре мышам, когда до слуха ее донеслось шарканье чужих подошв по каменному полу и шелест отодвигаемого холста. Она похолодела и застыла в объятиях мужа, почти не чувствуя поцелуя и не испытывая на сей раз ни малейшего желания зажмуриться от удовольствия.
Свеча в руках вошедшего следом за ними человека на минуту ослепила принцессу, и она заморгала, прежде чем снова скосить глаз поверх пышного банта на плече Месье. Человек со свечой бросил беглый взгляд в их сторону и исчез из поля ее зрения, но этого было довольно, чтобы Генриетта удивленно охнула, за что была тут же наказана новым поцелуем. За спиной Филиппа скрипнула и захлопнулась дверь, и в чулане вновь сделалось темно. Не раздумывая, она оттолкнула мужа, вырываясь из его объятий.
- Не смейте затыкать мне рот, Филипп. Никогда, слышите? Никогда! Это… это было возмутительно.
Настолько, что больше всего ей сейчас хотелось избавиться от общества собственного супруга. Где-то здесь должен был быть выход. Натыкаясь на мебель, Минетт рванулась в ту сторону, где исчез застигнувший их… она вспомнила лицо, промелькнувшее перед ней в неверном свете свечи, и недоумение вновь охватило ее. Что могло понадобиться этому человеку, столь далекому от ребяческих шуток и проказ, в этих мрачных и страшных переходах?