Брестаун в поиске

Mads Mikkelsen

"Можно удержать весь мир, лишая себя права чувствовать себя живым. Тогда Величие куда реальней, чем то, что прежде всегда лишь разрушалось", -   Nikolaus Forestberry, sorcerer, 75 (50) y.o.     Николаус Форестберри, чернокнижник, глава ковена "Авиморте", 75 (50) лет

"Когда-то мир казался мне ярче, чем сейчас. Но то было прошлое, когда весь мир я не мог удержать в своих руках, и все летело в бездну, пока я не лишил себя сердца. Меня зовут Николаус Форестберри и вот моя история… "
×   ×   ×

В юношестве, как и любой мужчина, я был слишком падок на женщин до той поры, пока в моей жизни не появилась "та самая", с которой и весь мир не нужен. В моем случае это было буквально: я готов был уехать с ней из Брестауна, построить дом на берегу океана, завести семью и прожить долго и счастливо, разрывая все связи со своей с семьей и обрекая себя на изгнание. Именно изгнание суждено каждому, кто откажется от следования магическому пути, начавшемуся еще в самом начале брестауновской истории. Авиморте. Я ненавидел любое упоминание ковена, фамилии Форестеберри, семьи, в которой суждено было родиться мне. Все на свете связанное с ними мне было противно! Именно поэтому я сумел сбежать со своей избранницей в 20 лет и скитаться по миру в течение 15 лет. Я не помню, что именно чувствовал тогда, но вероятно это было самое лучшее время в моей жизни, судя по тому, что случилось дальше. Живя без оглядки, утопая в чувствах и бесконечной любви, мы с моей избранницей путешествовали по миру, узнавали его и совершенствовались вместе. Только вся идиллия закончилась с беременностью Камиллы. Стоило ей сказать мне о своем положении, как в следующие дни нагрянули члены ковена, забирая нас обратно в Брестаун. Я пытался сопротивляться, но магов было больше, после чего я потерял сознание и очнулся уже в стенах родного дома, в самой худшей его части – темницах, в сыром и холодном подземелье, о котором никто не знает кроме членов семьи Форестберри. Они – мои отец и его брат, забрали Камиллу, чтобы она родила более покладистого наследника ковену. Я всячески пытался сбежать, готов был идти на сделку, но почти всю беременность моей возлюбленной я находился в заточении, ломая голову о том, что происходит с ней там, наверху. И вот, по моим расчетам, когда срок был разродиться моей любимой, ко мне пришел отец, наконец-то предлагая долгожданную сделку. Я был готов на все, только бы увидеть Камиллу и свое дитя. Отцу, вероятно, это и было нужно, но все подробности договора со мной он не раскрывал – освобождая и ведя туда, где на тот момент были мать и дитя. Наверное, мой мир был уже на грани распада, а после того случая он и вовсе развалился.

Я был самым счастливым человек на свете, когда снова увидел Камиллу и своего сына, которому уже дали имя Эдвард. Она выглядела уставшей, но ее радостная улыбка до сих пор всплывает в моей памяти время от времени, но я не испытываю при этом никаких чувств. Раньше все было по-другому. Насладиться друг другом нам не позволили – не прошло и получаса, когда мой отец проявил жестокость, вероятно нацеленную на то, чтобы суметь овладеть мною. Меня держало несколько человек, кто-то вырывал ребенка из рук Камиллы, а он, мужчина, называвший себя моим отцом, после того как Эдвард был в руках моей матери, лишил жизни мою возлюбленную на моих глазах. Я потерял контроль над собой и практически не помню, что со мной было. Очнуться мне помогла угроза отца о том, что он убьет Эдварда , если я не дам клятву верно служить ковену и, когда настанет время, вести его в светлое будущее. Мне пришлось согласиться ради моего сына и Камиллы, безжизненно лежащей в своей крови на полу у моих ног (я даже не помнил, как освободился от хватки тех, кто удерживал меня и оказался рядом с ней). Только мой план был совсем другим – раз отец хотел, чтобы я правил, то в таком случае необходимо было поменять всё и начать править с этого дня. В тот же день я отправился в свои покои, сдерживая чувства и эмоции, старался выглядеть как можно более непринужденно. Я совершил ритуал, закрывшись за дверьми своей комнаты. Ритуал, который лишал меня души. Если рассмотреть буквально, то мое сердце теряло цвет и становилось серым, после чего я переставал чувствовать вообще, то есть из него вытягивали душу, и она наполняла каплевидный зачарованный сосуд, необходимый для хранения. Так я потерял свое сердце, навсегда.

Но это не конец истории, а новое начало. Прежде чем вступить в бразды правления своим (да, именно так я и считал) ковеном, мне необходимо было лишить жизни всех, кто пытался манипулировать мной. Я уничтожил практически всех членов ковена, верных моему отцу, кроме его самого, сделав все так, что якобы он лишился рассудка, убив всех (даже свою жену), и на магическом суде его приговорили к смерти. Так пришел закат старому устою и наступил рассвет нового. За годы управления я набрал новых ведьм и колдунов в ковен, а мой сын вырос в надежного помощника. Когда-нибудь он станет главной ковена Авиморте, но не так скоро, как ему, возможно, хотелось бы. Власть – это ответственность, а я не вижу пока готового к ней. А до тех пор, я буду стараться всячески поддерживать гармонию в Брестауне.

×   ×   ×

Однажды в Брестауне...
Произойдет чрезвычайное происшествие, из-за которого появится вероятность нарушения баланса в городе и его окрестностях. Но все усугубиться, когда в нашем городе появятся охотники из-за чего жизни многих ведьм и колдунов могут оказаться под пристальным вниманием, а лишняя паника не нужна. Мне придется более внимательно отнестись к сложившейся ситуации и не терять из виду главу ковена Эстерра, Теодора Дейна, ведь что-то похожее на сегодняшние события было когда-то давно, до появления стабильности в Брестауне. А в крови Форестберри недоверие к Дейнам на уровне генов, они могут быть замешаны, в этом есть большая доля уверенности.

... продолжение следует.

[внимание]:

- Твои специализации: ключевая – чернокнижие, побочная – алхимия.

- Сосуд со своей душой ты спрятал, но ты не догадываешься, что его уже нет в том месте, где ты его хранил. Когда-нибудь факт о пропаже всплывет, но пока занимайся своими делами. У твоего сына есть козырь против тебя.

- Ты был в хороших отношениях с предыдущим главой ковена Эстерра – Тадеушем. Но когда главой стал Теодор, ты скептично воспринял это, даже сейчас это неизменно, спустя много лет. Ты считаешь его непригодным для такой роли, а его отец был куда более менее богат на эмоции и чувства, что наиболее благоприятно отражалось на управлении ковеном.

- Сейчас ты холоден как лед, а такие люди способны свернуть горы.

- А когда-то ты был совсем другим, но лучше умереть, чем пройти то, что пережил ты. Но тогда все было куда сложнее и, ради своего сына, тебе необходимо было жить, поэтому ты лишил себя души, чтоб твое дитя жило.

- Возможно, когда тебе вернут душу, твой сын сможет почувствовать твою любовь, но пока, единственное, что он получал  – это холодность и ни капли тепла, которое свойственно обычным семьям.

- Обрати внимание на то, чем занимается твой сын. Прояви участие, бездушное ты создание. Ведь ковен в опасности не с внешней стороны, а с внутренней.

в поиске сестры

Gwyneth Paltrow

Medea [meda, mead, medysa] Abernathy witch, 37 y.o.     Медея Абернати, ведьма, 37 лет

Однажды в Брестауне...
я [не]случайно встретил сводную сестру
prof.: частный бизнес // ковен.
spec.: стихийник // маг воды.

©

– управление водой; - контроль температуры воды (изменение агрегатного состояния); - создание туманов; - создание льда; - манипуляция погодными явлениями (дождь, снегопад); - ледяные копья/стрелы; - контроль воды в организме существа; - струи воды и водные потоки; - ледяное дыхание; - водный щит; - создание управляемых фигур; - цунами; - водовороты; - и др.

она лежит в гробу стеклянном // и не мертва и не жива // а люди шепчут неустанно о ней бесстыдные слова
— Медуза, дык ты ещё та сучара! —
барабанная дробь.

Он отворачивает край перчатки и вглядывается в циферблат. Поверхность стеклянная золотой стружкой залипла, но цифры разобрать можно. Он наблюдал за ней неделю и знал её распорядок назубок. Последние три ночи она заканчивала работу где-то в три, после чего шла в конец улицы на встречу со своим сутенером, высоким дрыщём с длинными, до пояса, косичками. Опять заработал этот музыкальный автомат в его голове, постоянно воспроизводящий какие-то песенки. Сейчас вот зазвучал старый хит Мадонны «Как Дева Мария». Он закрывает глаза и тихо подпевает. Песня ему нравится, поэтому музыкальный автомат воспроизводит её чаще остальных. Он даже помнит картинку на кассете, где певица изображена в виде вавилонской блудницы. Он встряхивает головой — не в такт музыке, а наоборот, — пытаясь вытеснить мелодию, а вместе с ней образы, замелькавшие перед глазами. Хватит, хватит…. Щеку ласкает тонкая ткань, платье или блузка. Ноздри щекочет запах дешевых цветочных духов. В глубине сознания вспыхивает воспоминание: когда заклеен рот, очень трудно дышать. Он застывает и приходит в себя, когда она начинает дергаться. Сжимает ей руки, заламывает назад, туго обматывает запястья пленкой. Теперь брыкаются только ноги, будто она выполняет какое-то упражнение из аэробики. С ногами справиться теперь уже не трудно. Он сосредоточенно обматывает пленкой лодыжки. Ещё некоторое время она барахтается, потом затихает, видимо, осознав, что это бесполезно. Только смотрит на него умоляюще. Какого цвета её глаза? Голубые. Зелёные. В любом случае светлые. Кто вам сказал, что сестёр нужно любить, тем более сводных. Тем более таких. Он оглядывает комнату. Дешевый диван, обитый искусственной кожей. Коричневой? Серой? Продолжая всматриваться, он тянет руку . . . . .
продолжение следует

Себастьян и Брестаун в поисках

Lyndsy Fonseca

Everaine Wagner, hunter, 30 y.o.     Эверейн Вагнер, охотница, 30 лет

Однажды в Брестауне...
я хочу встретить несносную сестру..
      Эверейн родилась ясным июньским днем, незадолго до летнего солнцестояния и стала вторым ребенком в семье потомственного охотника Кристофера Вагнера и его жены Марии Ройтер, много знавшей о профессии своего мужа, но все же далекой от сверхъестественного мира. С самого детства Эви стала любимицей своих родителей и брата, с которым впоследствии у нее образовалась крепкая родственная связь. Первые шесть лет пролетели беззаботно. Хотя, Кристофер и был приверженцем того, что его дети должны продолжить традицию и стать членами небольшого охотничьего клана, во главе которого стоял родной брат Криса – Максимилиан Вагнер, Марии удалось убедить мужа, что Эверейн еще слишком мала для тех тренировок, которым подвергался Себастьян. Так что у Эви, можно сказать, было больше детства, чем у брата. Но Себ поддерживал в этом мать. Он в свои неполные девять лет уже был готов стать защитником для своей сестры.
  Впрочем, их жизнь пошла под откос, не дожидаясь взросления обоих. Счастливое детство закончилось внезапно. Когда мальчику исполнилось десять, а Эверейн еще не было шести, на их семью было совершенно нападение. Демоны.  Даже отцу было не по силу справиться с обезумевшими тварями, призванными демонологом, что отчаянно жаждал мести. Нападение зверя – именно так гласил готовый отчет представителей властей, а  Эви и Себ, лишившись обоих родителей, отправились в приют. Их отыскал дядя и забрал обратно в Кёльн, где постарался воспитать из них достойных представителей этой нелегкой «профессии» охотника.  Эверейн  была еще слишком мала, но все же начала щадящие тренировки, постепенно вливаясь в ритм новой жизни. В отличие от Себастьяна, ее не преследовали кошмары, она восприняла случившееся не так остро, может потому что слишком тогда испугалась, чтобы запомнить все до мелочей, а может специально убрала это из памяти, чтобы больше не возвращаться к прошлому.
    У Эви аналитический склад умна, она даже в юном возрасте старалась черпать новые знания, обучаться, отсеивая ненужное. Девочка не заостряла внимание на проблемах, она переступала через них, понимая, что жизнь дана одна и предаваться ненависти и гневу – это значит отрывать от нее увесистые куски и прожигать ее зря. Повзрослев, девушка старалась донести эту истину до брата, но он уже слишком углубился в собственные переживания и не слышал ее или не хотел слышать. Поэтому, Эверейн пришлось смириться и просто быть рядом, чтобы Себ чувствовал, что той холодной ночью, когда он лишился родителей, он все же не потерял всех, у него оставалась сестра.
  Вагнер стала превосходной охотницей. Возможно, она была не лучшей из лучших, но определенно на хорошем счету. И все же, было то, что не позволяло ей всецело отдаваться клану и его уставам. В тайне ото всех, старательно скрывая это от брата, она понимала, что сверхъестественный мир не делится только на черное и белое. В нем полно красок, он населен как положительными героями, так и отрицательными, с которыми ей надлежало бороться. Но Эви верила, что и у тех, кто оступился должен быть шанс на отпущение грехов. Ненависть же брата к демонологам  и магам, практикующем темную магию достигала предела. Точно такие же чувства он испытывал и к остальным  колдунам, считая, что охотникам под силу было бы принять меры куда радикальней, положить конец страхам обычных смертных.  Именно на этой почве стали происходить первые размолвки. Эверейн знала, что на самом деле скрывается за маской хладнокровия, которую мужчина нацепил на себя, еще, будучи подростком. Чувствовала, что система изменила что-то внутри брата, замкнула его. Они отдалялись друг от друга и, в конце концов, Себастьян, по сути, остался один.
   Затем следуют несколько лет усиленных тренировок, она берется обучать новичков, но не выдерживает пресности жизни и переводится в боевую группу. Ее серьезно ранят на одном задании, но отлеживаясь в госпитале, Эви так и не дожидается посещения брата. Что ее очень обижает. После выздоровления, девушка знакомится с магом-перевертышем, в которого впоследствии влюбляется. Зная, что это неправильно и имеет за собой серьезные последствия, она скрывает свои отношения, о которых через некоторое время все-таки узнает Себастьян. Между ними происходит крупная ссора. И на следующий день, Эви уходит из клана и уезжает из страны, не поставив в известность своего брата.
... продолжение следует.

Марлена и Брестаун в поисках

Cillian Murphy (only)

Ivor Korhonen, sorcerer, 46 y.o.     Айвор Корхонен, колдун, 46 лет

Однажды в Брестауне...
я хочу встретить тихого волка
Вокруг полно девиц и дам
Что влезть в постель готовы к вам
Но только та, что мне сестра
Моя мечта - кровосмесительная страсть

Спроси у любого, каждый подтвердит, у Айвора Корхонена глаза бесовские, пронзительно голубые, предупреждающие. Тебе, третьему сыну в семье, пророчили судьбу озлобленного ребёнка, мол не сможешь выйти из тени старших братьев. И правда, Густав и Ришарт отбрасывают огромные тени, но ты, Айвор, никогда не стоял в тени, всегда рядом с братьями, положив руки им плечи. Чужакам этого знать не стоит, они не готовы. Ты с детства наслаждался положением третьего сына, возможности оно даровало такое же, как двойняшкам, вот только свободы куда больше, меньше требований.
Айвор презирает свою младшую сестрёнку – так думала я каждый раз, когда ты прогонял напуганную меня из своей постели. Я же не знала, что ты после всю ночь просидишь в коридоре под дверью моей комнаты, сторожа. Слишком скрытный, неспособный ласковым словом порадовать, проявление твоей любви – в подтрунивании и действиях, скрытых, незаметных не натренированному глазу. Но на то ты и уши и глаза рода Корхонен, верно? Даже в школе никогда не разменивался на мелочи, всегда цепко выхватывал суть, отбрасывал шелуху. Айвор, ты, наверное, родился с осознанием, чего хочешь от жизни? Серый кардинал, для которого семья на первом месте, на единственном. Ты точно знаешь, кого припугнуть, что бы ни мешали официальному бизнесу Густава; кому продать найденный Ришартом древний тёмный артефакт; где на чёрном рынке приобрести редкий ингредиент; у кого заказать убийство; как заткнуть сплетников, защитить наш порочный мирок. Ты знаешь всё.
Восемь мучительно долгих лет в Англии прожил, исполняя древний уговор, но всё же сумел возвратиться, хотя долг велел быть верным другим. Помнил ведь, как девочка с рыжими косичками, вцепившись в братские плечи, умоляла вернуться домой вопреки всему, не потеряться в туманах Альбиона. Вот ты и вернулся. Ко мне, хотя и попытался в объятьях другой покой найти. Мы не родились близнецами, но связаны всегда были, не могу вспомнить мгновения, когда мы не были друг другу нужны. И даже утомительные проповеди на которые нас, ещё детей тогда, няньки таскали, не могли образумить. В молитвенник, один на двоих, заглядывали не ради молитв, но посланий тайных. Мы рождены, похоже, дефектными какими-то были, но никогда не жалели об этом. Я знаю, Айвор, тебе кости ломали не раз, выбивали дыхание из груди, угрожали расправой, но ты всегда находил способ вернуться ко мне, к нашим сыновьям, что бы и в следующий раз грудью принять удар только на себя. Знай и ты кое-что – ради тебя я жизни в этом мир принесла, но с такой же радость и умру за тебя, собственным животом на нож брошусь, рукоять проверну, только бы ты к щенкам нашим вернулся, научил их быть волками.
1991 год… его хорошо запомнила вся наша семья, он въелся под кожу, сожрал часть сердца у всех Корхоненов. В тот год отца нашего убили, но смерть безумца этого не принесла облегчения, лишь проблемы. Солнце жарко припекало, мы стояли разбитые на кладбище, словно и не семья уже вовсе: Ришарт на похороны не соизволил явиться; Густав рядом с тобой был, но далеко, потерялся в мыслях, как остатки семьи на плаву удержать. А ты сломанным себя ощущал, стариком потерявшим смысл жизни, потерявшим семью. О маленьком сыне постоянно думал, очаровательном мальчике, который так любил сказки о магии, что от магического проклятья и скончался.
Ты в алкоголе покой искал, раствориться пытался, тенью стать желал, тебе же предрекали такую судьбу. Но я не позволила. Первой к тебе потянулась, напомнила, что хотя мне и предстоит стать женой другого, но я навсегда останусь Корхонен, твоей, а три Корхонен очень даже смахивают на семью. Постоянно где-то пропадал, с кем-то переписывался, связи былые восстанавливая, а я в догонялки играла, пыталась Айвора Вездесущего поймать и обнять, хотя с животом огромным не так уж легко это сделать. Ты ребёнку рад был очень, наверное, ждал его рождения больше, чем я, хотя и осознавал, никогда не назовёшь его сыном, лишь племянником.  Я смутно помню роды, Костлявая тогда нас забрать пыталась, но хорошо помню, как ты поил меня травяным отваром и по волосам гладил, даря ласку. Кто, как не Айвор Корхонен понять может боль от потери первенца? Сакари выжил, а через пару лет родовое поместье вообще забыло о тишине, наполнившись детским гомоном наших сыновей.
... продолжение следует.