Звёздная Пыль подошла к палатке, положила на землю то, что принесла, затем взяла лапой немного ила с глиной и начала наносить их на те места, которые нуждались в "ремонте".  Мысли её унеслись далеко за пределы лагеря. Она всё еще думала о приближающейся битве. Эта будет её первое сражение, на которое она пойдёт предводительницей, а не простой воительницей. Конечно, серая была рада, что наконец-таки всё изменится. Хотя, пока было неизвестно, в какую сторону... Но сейчас для неё это было неважно. Звёздная Пыль ждала перемен, она хотела изменить что-то в этом, как ей казалось, несправедливом мире. "Всё должно быть не так. Каждый должен сам выбирать свою судьбу, не слушать чужого мнения, а только себя и своё сердце. А мы живём по правилам, установленным кем-то сильным и влиятельным. И, конечно, этот кто-то подстраивает законы под себя. Нам не дано право выбора. Или живи, как сказали, или уходи. Навсегда". Да, Звёздная Пыль тоже имела власть. Кажется, что тебе еще нужно? Командуй, живи как тебе хочется. И не жалуйся. А чего жаловаться-то? Вот именно, что нечего. Но речная кошка была другого мнения. Ей надоели жизненные устои. Кто-то почему-то решил, что так должно быть, и все его дружно послушались? Бред. Конечно, были те, кто пытались доказать, что только мы выбираем, и никто другой. Но их выгоняли. Общество не любило таких. Хотя нет, общество-то может и любило, но никак не власть. Ей не нужны проблемы. А вдруг народ неожиданно "прозреет"? Такого нельзя допустить. Ни в коем случае. Вот и приходилось усмирять бунтующих и свободолюбивых личностей. Так было всегда. Звёздная Пыль наивно надеялась всё изменить. Она сама понимала, что это действительно наивное желание. Но не сдавалась. Надежда еще не угасла. Она еще не смирилась. Пока.
Революционные мысли всё чаще посещали серую кошку, заставляя её забыть о том, что должность предводителя обязывает кота быть мудрым, тщательно взвешивать принятые решения и не идти на риск без крайней надобности. И чем больше она думала, тем ярче горел огонь в её глазах, тем сильнее полыхал гнев в груди. "Нельзя плясать по чужую дудку! Пора научиться жить самим. Пора уже наконец почувствовать, что такое свобода..."

Шарк! Почему всегда, когда уже почти ушел в оффлайн, обязательно что-нибудь свалится, грохнется, запищит, в общем, сделает все, чтобы вы никогда не ушли в недра собственного процессора? Именно такие мысли занимали шлем Ворпата, когда тот вздрогнул, услышав звук упавшего металлического предмета, лежа на жесткой платформе в бараках.  Солдат тихо и досадливо рыкнул, ибо все боевые товарищи уже давно были в оффе, а красному воину что-то или кто-то помешал. Мех осторожно слез со своего места и, отрегулировав оптические датчики, двинулся по направлению к разрушившему полуоффное состояние звуку с твердой уверенностью накостылять первому, кто попадется под скорый на расправу манипулятор.
Шлюзовые створки был в полузакрытом состоянии, что позволяло слабому желтоватому свету из коридоров базы автоботов "Крилма-18" проникать в помещение, где отдыхал третий штурмовой взвод - сплошное скопление безбашенных и безпроцессорных молодых механоидов, очень похожих на Ворпата, причем не только характером, но и телосложением, тем не менее являющееся мощным и грозным боевым подразделением. Однако мы отвлеклись. Ворп подошел к полуоткрытому выходу и выглянул наружу, посмотрев сперва в одну сторону, а затем в другую, однако ни с одной из них не было ни Искры. Зато обнаружился шлаков источник шума - проклятый терминальный экран... подозрительно сильно искрящий во все стороны. Полный решительности, насупившийся и недовольный, солдат приблизился и осмотрел приборчик - обычный терминал, для удобства полностью встроенный в стену, снаружи только немножко вылезает дисплей, а клавиатура расположена под ним и в нерабочем состоянии скрывается под защитной крышкой. Однако устройство, находящееся перед юнглингом, было в состоянии "неподлежащего ремонту", как выражался медбот из их отряда. Дисплей вывалился из стены и висел на пучке проводов, которые искрили не хуже неисправного при элекромагнитной буре освещения, а кнопок и символами не было видно вообще, ибо та была скрыта под защитной крышкой. Разбираться с более сложными открывающими доступ устройствами штурмовикам приходилось помногу, и поэтому не составио особого труда выковырять нужный провод и провести с ним кой-какие манипуляции, после которых взгляду спрятанной по синим визором голубой оптики предстала клавиатура... Ярко сверкающая пережжеными дымящими кнопками.
В тот же момент танк услышал очень, ну просто очень тихие шаги. Настолько тихие, что Ворпат беззвучно ругнулся сквозь дентопластины, удивляясь, как это он вообще их услышал. Однако автоботу становилось страшно. Дело дрянь, связную панель рядом с их бараком кто-то уничтожил, причем уничтожил весьма и весьма коряво - любой из их взвода проделает эту работку лучше, а теперь еще и кто-то приближается, причем этот кто-то явно не хочет, чтобы его заметили. Шаги приближались, а Ворпат панически не знал, что ему предпринять.
Тут из отсека, из которого танк только что вышел, готовый накостылять всем и вся, послышался аналог человеческого "кашля" - видать, кому-то в вентиляцию за джоор щлака набилось, вот и прочищает автоматически. Шаги прекратились. Красный судорожно пропустил воздух через воздухозаборники, вслушиваясь в ставшую мертвой звенящую тишину.
Тихие шаги снова возобновились, однако, слава Праймусу, они не приближались, а удалялись, однако подобное было еще чреватее, ведь неизвестный мог натворить еще кучу дел, например, взломать все системы безопасности или спокойно дезактивировать всех солдат. Ворпат судорожно помотал головой, отгоняя тут же воссозданные процессором образы - перерезанные шейные магистрали, лужи светлого и липкого энергона, ужас, застывший на лицевых пластинах... Бр, нет, нужно узнать, что это и что он здесь делает. Солдат тихо "вздохнул" и, собрав в кулак все свое упрямство и боевой задор и стараясь при этом производить как можно меньше лишних звуков, стал крастся по коридору вслед за удаляющейся тихой поступью.
Крадучись двигаясь по коридору, Ворпат отмечал, что панелт связи везде, где только можно, сломаны: или провода выбраны, или весь экран, а один раз экран был рассечен на двое чем-то тонким и острым, каким-то тонким и коротким лезвием. "Когтем, чтоли?" - подумал танк.
И как будто в ответ на его мысли осветительные приборы на потолке начали мерцать, как будто генераторные сопротивлители поопустити черезчур малое количество энергии, и вскоре мощьность освещения снизилась втрое. Дальность видимости резко сократилась, а оптику пришлось перенастраивать, чтобы нормально видеть. Пока механоид копался в собственных установках, он с ужасом почувствовал, что около его шеи находится металлический продолговато-плоский предмет, грозящий перерезать шейные топливные магистрали.
- Тихо, тихо, тихо... - протянул тихий шипящий голос. - Не рыпайся, автобот, и, может быть, останешься цел. - Ворпат замер, стараясь не шевелится вообще. - Хорошо.- продолжал неизвестный. - Теперь медленно подними манипуляторы вверх и также медленно разворачивайся. - выполнил указанное, Ворпат развернулся, еле слышно скрипя дентапластинами, и увидел тонкий темный силуэт. В шею танка по-прежнему легонько упиралось невероятно тонкое лезвие, таким только магистрали и перерезать, зато выйдет чисто и ровно, без помех.
- Хорош диверсант, - продолжал шипеть голос; смотря на силуэт, никаких двигающихся деталей механоид не углядел. - которого слышно за мегамилю. За такую плохую работу ты будешь наказан. - блестящая сталь на мгновение отошла от шеи, а потом резко впилась в топливные магистрали, разрезая их, как лазерным резаком! - Будь ты тише, остался бы жить... - прошелестел голос, а Ворпат так сильно заорал от дошедшей до процессора боли, что не выдержал и... свалился с ремплатформы, мгновенно придя в онлайн.
- Шарк... - протянул он, смотря на тугую затяжку на шее, которую ему поставил Рэтчет, когда танк вернулся с тренировки с пробитой рикошетом шейной магистралью...

Глава первая:
  Вокруг огня сидели три человека - два парня и одна девушка. Одного из них звали Оксар. Это был высокий парень, на вид четырнадцать, пятнадцать лет. Он был одет в светлую рубашку и джинсы.Его голову украшали прямые, пепельно-русые волосы. Серо-голубые глаза горели интересом и нетерпением. Что же ждёт его на этот раз?
  Парень обвёл взглядом свою компанию. Риэнн была стройной, хрупкой на вид девушкой. Девушка сидела на поваленном бурей дереве скрестив ноги. Голова, увенчанная длинными огненно рыжими волосами, была чуть наклонена в бок. Взгляд счастливых, карих глаз был устремлён вбезоблачное небо.
  Третим же был ещё один парень. Он спокойно смотрел в костёр, явно прислушиваясь к треску сгорающего хвороста. Каштановые волосы были несколько гуще и длиннее, чем у Оскара. Его глаза тоже были карими. В них сияла глубокая задумчивость.
  Оскар улыбнулся. Риэнн умела по настоящему заинтриговать. Этого парня он видел лишь раз. Это был днём того же дня, когда незнакомца принимали в стаю. Как же его зовут... Хаир... Айсмир... Хайсмир! Точно, Хайсмир! Он был одним из тех, кто вырос в одной стае, но не соответствовал им по характеру. Поэтому, по закону стай, его изгнали из одной стаи и приняли в другую. Таких как он называли словом "Скверные". Они как правило были изгоями. Само слово "скверный" считалось оскорблением.
  Зачем же Риэнн привела сюда этого скверного?
  - Смотрите, - вдруг воскликнула девушка.
  Оба парня подняли головы. В небе сияли тысячи звёзд, во главе прекрасной, сверкающей, белой луны. Всю эту картину обрамляли чёрные ветри деревьев, со всех сторон обступавших эту кампанию. Однако ни Оскар, ни Хайсмир парень не увидели ничего необычного.
  - Ради Люпии, не томи нас, Риэнн! - нетерпеливо воскликнул Оскар.
  - Можешь помолчать? - рявкнул на него скверный.
  - Не указывай мне, Хайс! Тебя ведь так зовут?
  - То, что твой отец вожак стаи, не даёт тебе права затыкатьт мне рот! - холодно произнёс шатен и увидев изумление на лице Оскара широко улыбнулся.
  Да, это было так. Парень, которому было всего 15 лун отроду по волчьим и настоящим меркам, и 15 лет как человеку был примером каждому волчёнку стаи. До этого месяца он считался простым щенком и его обучали только мать и отец. Обучали законам стаи, письму и арифметике - наукам, оставшимся после исчезновения человечества, истории... Но теперь, когда ему исполнилось пятнадцать лун он начал обучаться вместе со своими ровесниками. Предметами были охота, бой, тактика... Подготовка к распределению и выбора роли в стаи. Вот только у него никогда не было выбора. Он был первенцом. Он был наследником.
  Но... Как Хайсмир узнал? Оскар покосился на Риэнн. Она по прежнему смотрела в небо, но её лицо выглядело уже не так беззаботно как раньше. Вот уж кто мог взболтнуть чего-нибудь лишнего. Причём возможно она не хотела ничего плохого. Просто вырвалось. Стоит ли сейчас поговорить с ней об этом?
  "Нет, не стоит. Поговорю с ней попозже, когда рядом не будет посторонних." - подумал Оскар а вслух лишь выдавил.
  - Я ничего подобного не говорил...
  Скверный лишь примирительно улыбнулся и подошёл к рыжей.
  - Ты это имела в виду? - спросил он указывая на небо. - Падающие звёзды?
  Ри прямо засветилась от радости. Такой милой, такой ребяческой... Её глаза говорили о нестерпимом желании мечтать и воле к свободе. Она энергично закивала головой.
  А Оскар сидел и смотрел на них. Было так странно видеть как эти двое сидят рядом, чуть ли не в обнимку и наблюдают за звёздами. Что могло произойти за короткий промежуток времени между принятием Хайсмира в стаю и этими посиделками у костра? Раздражение вызванное поведением Хайса медленно переходило в злость. Ри ещё вчера была его лучшей подругой, а сейчас она не обращает на него никакого внимания и смотрит на звездопад в компании этого... Скверного!
  - Ну вот, я в компании зануд! - воскликнул он. Наследник не знал, зачем и почему он это говорит. Он сам любил наблюдать за звёздами, а его любимой необязательной наукой было изучение звёздного неба.
  - Что ты такое говоришь? - ошарашенно спросила подруга. На лице читалось изумление и непонимание.
  - Она могла вообще тебя не брать... - тихо добавил Хайсмир.
  - А я и не просился, - продолжал огрызаться русый, исподлобья глядя на своих собеседников - Ты сказала, что это будет что-то важное! Как мне было не идти? В крайнем случае, если не важное, то весёлое, - Оскар грустно улыбнулся - Может я чего-то не понял, но весельем здесь даже и не пахнет.
  Рыжая смотрела на него так, словно надеялась убить его одним взглядом. Вдруг Оскару стало так неловко за свои слова! Кажеться маленькая трещина между старыми друзьями грозила стать настоящей пропастью.
  - "Нет, нужно уходить!" - пронеслось в его голове. Может стоит извиниться? Сказать, что признал свою не правоту? В этот момент его взгляд упал на Хайсмира, который с укором смотрел на парня. Нет, не сейчас. Только не перед ним.
  - Ладно, я пойду принесу хворост, а вы сидите тут и рассматривайте свои звёзды. Зануды. - последнее слово, юноша произнёс одними губами, но остальным всё равно было ясно, что он сказал. Русый скорчил гримассу и ушёл, бормоча что-то себе под нос.
  Однако далеко он уходить не стал. Как бы сильно ему не хотелось скрыться от испепеляющего взгляда Ри, он не мог заставить себя забыть о них и уйти глубоко в лес. Он отошёл буквально на несколько метров в гущу леса, стал собирать мелкие ветеки и одновременно вслушиваться в их разговор.
  Ещё очень долго царило молчание. Никому из друзей не хотелось нарушать эту тишину. Она успокаивала. Они боялись даже пошевельнуться - вдруг спугнут это умиротворение? Но долго молчать не удалось. В воздухе повисло беспокойство.
  - Не понимаю, что на него нашло... - пробормотала Риэнн. Голос её немого дрожал от тревоги - Обычно он такой... Тихий и спокойный. Миролюбивый. Что произошло с Оскаром?
  - Риэнн... - произнёс Хайс. - Почему ты беспокоишься за этого... - какой-то невнятный звук сорвался с губ парня. - Он же подросток. Перепады настроения, стрэссы...
  - А ты тогда кто? - воскликнула Ри. В голосе было фальшивое веселье. Девушка явно всеми силами старалась скрыть свой страх. - Взрослый что ли? Хотя бы шестнадцать имеется? Мы же вроде как ровесники. Подростки.
  Хайса явно смутил ответ девушки. Вновь повисла тишина. Оскар злорадно улыбнулся. Будет знать как отбивать друзей!
  Высокие сосны отбрасывали зловещие тени. Трава и мхи сливались в мягкий зелёный ковёр, покрывающий весь лес. Русый подобрал с земли очередную ветку и снова прислушался. Риэнн заговорила.
  - Надо же, так испортить первый день сезона падающих звёзд! Я так долго ждала этого праздника! А он... Что случилось с моим другом? Признаться честно, он сегодня утром только и делал, что радовался наступившему торжеству.
  Парня охватило чувство вины. Да, наверное подруга ожидала, что он сразу догадается о том, что она задумала. Хотя... Девушка так часто впутывала его в свои нескончаемые приключения, что иной раз и не сообразишь, вытащила она тебя из дома по важному делу, или как сейчас, по пустяку. Она постоянно сбегала из дома, бродила по территории, ходила в те места, которыми мамы пугали своих детей и даже убегала на чужие территории! Чаще всего никто не узнавал об этом и ей очень везло, что её заставали только за побегами.
  - Говорю же - перепады настроения. Он же постарше нас обоих, так? - откликнулся Хайсмир.
  - Да уж постарше тебя! - прошептал наследник. Он повернул голову в сторону костра. Риэнн лежала на земле, лицом к огню. Шатен же сидел позади. Его глаза бегали туда сюда. Единственное, на что он не смотрел была рыжая. Он явно был растерян.
  Вдруг, Оскар уткнулся во что-то огромное и... Живое. Он медленно повернул голову, не в силах кричать. У него просто пропал дар речи. Серо-голубые, распахнувшиеся от ужаса глаза столкнулись янтарным взглядом, полным гнева и жажды крови... Огромная чёрная морда раскрылась в оскале, затем сделала резкий рывок и схватила юношу за руку. Совершенно неосознанно парень рванул руку на себя и почувствовал как кровь стекает по его руке, капает с его пальцев. Вдоль руки шла глубокая рана, чем-то напоминающая порез. Руку прожгло болью. Оскар развернулся и побежал что было сил. Из его рта вырывались оглушительные крики, среди которых нетрудно было разобрать всего одно слово:
  - Спасайтесь!!! - он выбежал на поляну с костром. Двое ранее ничего не подозревавших человека с немым ужасом смотрели на его лицо. В каждом и сияющих карих глаз он видел своё отражение - взъерошенного светловолосого юношу, который выглядел так, словно только что проснулся от ночного кошмара. Рукав рубашки на его правой руке был окровавлен.
  Однако ни Риэнн, ни Хайсмир не тронулись с места. Они оба просто замерли. Остолбенели. Никто из них не мог даже пошевелиться. Страх сковал их руки и ноги. Их глаза превратились в две пары стеклянных осколков.
  - Бегите!!! - снова заорал русый. Ну почему они не бегут? Почему в самый неподходящий момент они не могут бежать?! Внутри парня все затряслось от отчаяния, а в горле застряла мольба. Мольба богине Люпии о спасении. О луна, пусть это окажется страшный сон! Пусть это будет просто сон!
  Вдруг, из леса донёсся вой. Нет, это был даже не вой. Это был оглушительный рёв. Он разрушил все надежды Оскара, потому что звучал Реал неё чем в самом реальном сне. Страшнее, чем в самом страшном кошмаре. Казалось, деревья тряслись от этого звука. Врятли можно назвать животное, что издало его.. От него, кровь застыла в жилах друзей. Бежать теперь не мог никто. Даже Оскар.
  Казалось, весь лес замер. Да что там лес, время словно остановилось. Единственное, что могло пошевелиться - зверь. Его глубокое, хриплое дыхание становилось всё громче и громче. Каждый из друзей слышал, как хрустят под ногами существа ветки. Оскар мог думать только об одном - выберутся ли они отсюда живым?
  Животное медленно вышло к костру. Первое что бросалось в глаза, это были размеры зверя. При том, что он стоял на четырёх лапах, он был не меньше двух метров ростом! Чёрная как смоль шерсть местами слиплась и и торчала в разные стороны. Губы монстра были приподняты, оголяя острые, пожелтевшие от времени клыки. Изо рта нескончаемым потоком текла слюна. Утробное рычание существа заглушило звуки всего живого. Ни ночных птиц, ни ветра, ни листвы. Теперь не было даже треска дров в пламени костра. Оскару вдруг стало жаль, что он не может повернуться к огню и смотреться в его танцующие жёлтые потоки. Он знал, что монстр не побрезгует возможностью напасть в этот самый момент. Оставалось только смириться - последнее что он увидит, вудет кровожадный взгляд сияющих жёлтых глаз.
  Смерть. Никто даже и не предпологал, что она придёт так быстро. Оскар машинально попятился назад, Хайс последовал его примеру. Только Риэнн стояла на месте и вглядывалась в чудовище.
  - Не может быть... - прошептала рыжая. На секунду в её глазах промелькнула ясность. Она сделала несколько шагов назад и развернулась отбегая подальше от монстра. В следующий миг он прыгнул.
  На стволах деревьев заплясали чёрные тени.

В лицо все так же бил горячий ветер, вызывая жажду и мечту о воде с лимоном, за бортом плескалась в волнах соль, а на палубе суетились матросы. Кто-то травил лееры, кто-то командовал на прохождении мелей близ пристани, а Нэа просто стояла и смотрела на город, в котором сам случай повелел ей на время, но остановиться.
Говорят, не зря случаются в нашей жизни различные события, - мелькнула мысль в сознании, когда на плечах снова обозначился уже ставший привычным вес фамилиара. Иль улыбнулась и почесала вредного, но верного зверя между ушами, продолжив мысль уже вслух, едва слышно, себе под нос:
- Но раз случается, значит к лучшему! Держись, Тешрет, мы идём! И Наш приход ты обязательно запомнишь на долго! Уж это я тебе могу пообещать..
Сознание, находившееся в смятении, прояснилось, формируя план ближайших действий и расходов, а вслед за этим и настроение упорно потянулось вверх. В самом деле, какая разница, достигла она Мандрана на этом корабле или не достигла? Все к лучшему!
Пересяду на новое судно и дело с концом! Глядишь, тут ещё, в этом порту, как-то подзаработать смогу и доплыву до цели с комфортом и в отдыхе, аки светская барышня! Ха-ха, вот будет здорово! Но, сначала, пояс и сытный обед! О да.. Какой чудесный день намечается!
Громкий, отдалённо напомнивший крик куруку свист оповестил о начале высадки. Люди потянулись к уже спущенному к шлюпкам трапу, которые и должны были вывезти пассажиров на пирс.
Видать, не глубокое здесь дно, раз корабль не швартуется прямо к пристани, хотя.. При таком климате и песках - не удивительно!
Очередь волчицы, вставшей на спуск за каким-то дородным дядькой, вот-вот должна была подойти, когда её окликнули:
- Эй, Тейарка! Ходь сюды!
Повернув голову на до боли знакомый голос, Иль снова встретилась взглядом с боцманом, но на этот раз он был.. Каким-то иным. Может заживляющая мазь на его носу цвет изменила? Не понятно..
Странно! Чего нужно-то ещё? - обернувшись на упорно пыхтевшего мужчину, пытавшегося максимально осторожно, а следовательно крайне медленно спустить свои большие объемы по тонкому верёвочному трапу в шлюпку, и оценив примерное время ему требующееся, Иль пожала плечами и подошла к зовущему.
- Да, сэр? - привычка, вбитая всего лишь за ночь активной муштры.. Вот она, настоящая учеба!
- Держи! Это тебе от капитана! - в руки волчицы бесцеремонно были всунуты небольшой кожаный мешочек и конверт с восковой печатью, изображающей "М" на фоне паруса.
Это ещё что за каллиграфия? Я что, должна это кому-то доставить?
- Отдашь это капитану любого пассажирского корабля, идущего на Мандран, - будто прочитал её мысли боцман и криво усмехнулся, - капитан сказал, что тебе пригодится. Хе-хе!
Девушка скептически нахмурилась, пожевала прикушенную губу и, пожав плечами, небрежно бросила все выданное в сумку - "потом разберусь!" Мало ли какие морские насекомые водятся в головах бывалых моряков.. Но время уже поджимало, - мужчина пыхтел где-то на середине верёвочной лестницы, - а с одним из довольно значимых знакомых всё же стоило попрощаться! Учил же, как никак!
- Сэр, вы это.. - Иль постаралась с ходу подобрать слова прощания, слегка замявшись и невольно потянувшись рукой почесать в затылке, когда ехидно рассматривавший её мужчина вдруг совсем по-ребячьи хлопнул себя широкой ладонью по лбу и заявил:
- Точно! Я ведь чуть не забыл! Последнее указание капитана! Эй, матросы! Весёлого Джека для посвящённого Юнги!
Чего? - девушка, в общем-то, и опомниться не успела, только краем глаза заметила и ощутила, как метнулся с плеча в сторону Крис, когда сверху что-то ухнуло и..
- Ваааа!!!
Вас когда-нибудь обливали с ног до головы ведром воды? А двумя ведрами?! А если предположить, что вода была зачерпнута только что из-за борта и никто не удосужился отчистить её от зелёных паклей водорослей, а вылито было по меньшей мере вёдер пять?!!
Нэа стояла, растяпив руки и ноги в стороны (видимо для удержания равновесия), будто в преддверии радостного дружеского объятия, и, широко распахнув как рот, так и глаза, взирала на залившихся торжественным свистом, улюлюканьем и хохотом моряков. Вода с безрукавки, рубашки и брюк текла ручьями, хлюпала в высоких сапогах, обвисала на плечах и лице водорослями, а вокруг, казалось, только разгоралось веселье!
- Да вы..
- Был развеселый розовый восход,
И плыл корабль навстречу передрягам,
И юнга вышел в первый свой поход
Под флибустьерским черепастым флагом, - неожиданно затянул боцман густым басом, заставив Иль вздрогнуть и уставиться на него, как на ополоумевшего! Ещё бы, мало того, что водой облили, так ещё и петь вздумали?!
Да какого Тейара здесь делается?!
- Последний пассажир, на сходные! Отплываем!
- Тейар! - едва расслышав крик снизу, со шлюпки, Иль, плюнув на всё, бросилась вперёд - к верёвочному трапу. У самого борта, уже схватившись за канат рукой, она обернулась на боцмана и команду, будто собираясь попрощаться с ними или пожелать удачи, как увидела капитана, вышедшего из собственной каюты и гордо возвышавшегося над всеми. Всего вдох, и Иль с изумлением услышала тенор главного человека на этом корабле:
- Накренившись к воде, парусами шурша, - капитан снял шляпу и галантно провёл ею перед собой в прощальном жесте, неотрывно глядя на ошарашенно вытаращившуюся на него Иль, - Бриг двухмачтовый лег в развороте.
А у юнги от счастья качалась душа,
Как пеньковые ванты на гроте!
Волчица не поверила своим глазам.. Честно говоря, захотелось задержаться и убедиться в реальности происходящего, когда капитан просто махнул рукой, а Нэа поняла - вот оно настоящее прощание. Её, кажется, приняли?
- Спускайся, Тейарова девка, мы с графика сбиваемся!
Последний вздох, нога уже перекинута и стоит на первой плетённой перекладине трапа, когда правая рука сама потянулась ко лбу в немом жесте уважения, а в следующее мгновение перед глазами замелькали перехваты лестницы, в ступни ударило дно шлюпки, и сердце забилось в усиленном ритме. Даже холод от промокшей насквозь одежды, брезгливость сторонившихся от ее обтекающей красы пассажиров и грядущие проблемы - не смогли отвлечь девушку от неожиданного и яркого ощущения... Свободы?
Моряки, приплывшие из порта, навалились на вёсла, заставив Иль сесть по инерции, но не отвернуться от корабля. В тот же момент на плечи упало что-то привычно тяжелое и горячее - это Крис успел в последний момент запрыгнуть хозяйке на плечи и тут же заурчал. Они отплывали прочь, все дальше и дальше от борта огромного, как на взгляд волчицы, корабля, а вслед им летел удаляющийся и слегка не слаженный хор мужских голосов:
- И душу нежную под грубой робой пряча,
Суровый боцман - ха-ха, верно, Дран? - дал ему совет:
"Будь джентльменом, если есть удача,
А без удачи - джентльменов нет!
А без удачи - джентельменов нет!"
И плавал бриг туда, куда хотел,
Встречался - с кем судьба его сводила,
Ломая кости веслам каравелл,
Когда до абордажа доходило.."
Последние слова уже едва разбирались даже чутким слухом волчицы, когда до неё, наконец, крайне запоздало, но дошло, что больше она этих людей, скорее всего, не увидит. Почему? Нэа не знала.. Но нехорошее предчувствие и грусть сжали грудь до боли.
- Кррыф-фррр! - ткнулся в ухо горячий нос зверька, и Иль будто вышла из транса.
В самом деле, о чем это я? Капитан великолепный лидер и моряк, он справится даже с самим Тейаром, зуб даю! А значит, не о чем беспокоиться! Это я ещё отцу похвастаюсь, что море познала под руководством его друга старого, а не его, вот будет забавно увидеть реакцию! Ха-ха-ха! - рука привычно прочесывала рыжую шерсть фамилиара, развалившегося на плечах девушки, и тоска, вместе с озабоченностью, быстро отступали. Впереди, все ближе, был порт Тешрет, а значит новые заботы, новые проблемы и новые.. Всё новое, короче говоря!
Хе, ну для начала, мне все равно нужно будет высушиться! Ильтар сохрани их в пути! Вот же.. Морские волки! - теперь, осматривая свою промокшую до нитки, но постепенно подсыхающую на горячем ветру пустыни, одежду, Нэа мысленно вспоминала увиденные лица матросов, боцмана, капитана, и от всего сердца желала им доброго пути и попутного ветра! Хотя.. Обычные, мирские мысли все же закрадывались..
Эх, вот бы еще в баньку умудриться попасть!
- Будь джентльменом, если есть удача, а без удачи - джентльменов нет!
Рассвет входил в свои права, начинался девятый утренний час, когда к пирсу порта Тешрет причалили лодки с пассажирами.

Кай помнит всё, что определило его, помнит так ясно и хорошо. В этих воспоминаниях главную роль играет Город. Точнее, то, что по-настоящему представляет из себя Фолент - катакомбы под чёрно-бело-мраморной глазурью, целый пирог из камня, золота, людей и всего окружающего их непроглядного дерьма. Каждый вечер, день и ночь своего существования этот город задыхался в затянувшейся агонии, неистово веселясь и задорно пляша. Вопиющая роскошь для верхушки и их сторожевых псов, невообразимая нищета для всех остальных. Обе запросто находилось на одной подземной улице, той, что ведёт с главного спуска из Верхнего города и прямо к бойцовским ямам - древним, с проржавевшим от крови камнем аренам.
Кай помнит всё так... ярко, отчётливо, живо, потому что "хорошо" - не то слово, которое применяют к гадюшникам. Только тогдашняя явь, больше напоминавшая нескончаемый пьяный кошмар, обернулась воспоминанием, часто мелькающим в невыносимо трезвых глазах. Он теперь пьёт и забивает, точно пальцы молотком, разной дрянью себя куда больше и чаще, но тогда рецепт "напиться и забыться" был действительно выходом и помогал хорошо, а не вызывал чудовищную ностальгию.
Люди - кружева на платье героини-развратницы с мраморным личиком и изжаренным выпивкой нутром. Они кружатся-кружатся-кружатся, и их смазанные лица превращаются в цельное и безликое бледноцветное полотно. Иногда жители города, лапают друг друга, имеют в натуре и в сделках, визжат от восторга - победители, стонут от боли - те, кому уготовано падение на самое дно. И веселятся. И пляшут, жрут, смотрят на смерть на арене, и в этом самозабвенном исступлении не верят, что завтра что-то может быть иначе и расплата - или разрешение - когда-нибудь придёт. А расплата придёт - обещает один из них, когда его опять тошнит с таким трудом добытым обедом от вида развороченных трупов. Ему семнадцать, он сын целительницы, знающейся и с пилой для костей, новоявленный чернокнижник с руками в крови товарища, но ему всё равно дурно. Годы спустя, правда, он, хотя всё ещё брезгливо морщит нос на дерьмо, расточительство и жрущую кишки жертв демоницу, но зрелище жестоко уничтоженной жизни и растоптанной мечты не отвергает. Оно, зрелище, его теперь завораживает и даже греет. Есть какая-то справедливость в том, чтобы передать другому гнетущую тебя годами боль, не так ли?
...а ещё он тогда приютился в "Золотой лани", у самых чистых проституток, которые, как и он, принадлежали одному кошельку. Из заведения было куда ближе ходить до кузнеца, питейных и арены, чем от дома хозяина в Верхнем городе, поэтому Кай имел всё, что нужно для существования в Фоленте и даже излишек.
Теперь и потребности, и мысли изменились. Тогда, сначала, появился сильный он, сейчас в голове говорят и другие голоса, и они набирают громкость каждую бессонную ночь. Говорят с невесёлым смехом, с язвительной грустью, как говорят о невосполнимой потере "лет двадцать уж как", а на вопрос "а что мы потеряли?" загадочно молчат.

---

Кай помнит, помнит, помнит всё, как невыносимо долгое вчера. Ему-настоящему, хоть он и не знает, всегда восемнадцать, он невообразимо забитый немым ужасом от творящегося вокруг зла мальчик. Ему хочется кричать об этом на каждом углу, но он "работает на дядю" - дерётся в ямах, "подрабатывает у дяди" - поёт в его борделе, и "отдыхает" - напивается и изредка тихо поскуливает в плечо Реджи, или Марианне, или кому-нибудь из их цирка уродов, из тех, кого счёл друзьями. А потом опять и опять, одно и то же.
Он как будто сломанная мельница, не важно, какая: ветра, воды и смысла вертеться давно уже нет, а он продолжает, как тогда.
День. Он выпутывается из мешковины, простынь, собственной одежды или чьих-то рук и предаётся унынию. Нередко его мучает похмелье, и он почти не думает, собираясь и приводя своё голодранчество в видимость порядка. Помойся, поешь, проверь раны, почисть оружие... Глядишь, далеко в Пантердоре, милом доме, уже багровеет закат - день кончился!
Вечер. Толпа воет в восторге и орёт "НА САЙТЕР" - хотят видеть нынешнего победителя на большой арене сверху, при белом свете пасмурного дня. Пахнет гарью, кровью и ещё чёрт те чем. Иногда он стоит среди них, иногда - на утоптанном пыльном дне, отстранённо глядя на глефу и руки. Бои - сплошь смазанное красное пятно. Голова во время боя не работает - только инстинкты. Любое опьянение от драки призрачно и покидает память до утра. Но пока не утро.
Ночь. Они играют. Варлока-музыканта любят чуть ли не больше, чем бойца: драться-то он умеет, но голосить - его талант. Он поёт что-то шутливое, и сам навеселе - пока наливают, а ему наливают и друзья, и гости, и собственные руки - как не дрожат?! Никто как будто не слышит, о чём его "Недобрые сказки", или что он там ещё принёс с собой в гнездо самозабвенного исступления. Веселье слышно на кварталы в округе, но в Фоленте нет общественного распорядка, а песни вытаскивают из отчаяния даже последних босяков.
Глубокая ночь. Он начинает трезветь, либо продолжает убиваться. Музыка кончилась, шлюхи по углам, стенам и койкам, Элл или Реджи что-то ему говорят в оглохшее до звона ухо. Кайлеб вяло пытается о чём-то думать. Нередко - о доме, которого нет в этом мире нескончаемого зла.
В Фоленте утро для него никогда не наступает.
Ни разу за два года.

---

Всю оставшуюся жизнь Кайлеб Ворлак спит кое-как, с кошмарами, отвратительнее некуда, нередко всего три куцых раза в неделю, но рассветы встречает с завидным постоянством.
Не спит, сидит, ищет в небе хоть всплох бледного света и помнит даже в беспамятстве, какую непроглядную безысходную тьму поселил в нём Фолент. Никогда не перестанет помнить, пройди хоть два, хоть тридцать, хоть двести тридцать лет. Даже тьма мира мёртвых, слизнувшая с сестры всё, что делало её Алисией, кроме имени и несвязных обломков, едва ли быстро изживёт из него эту память, случись вдруг умереть.
А пока что живому Кайлебу тридцать два года, он не спал тридцать два часа, смотрит на яснеющее небо и опять помнит. То, что именно сегодня ему тридцать два - вспомнит, когда проспится, а вот Фолент видит во всём даже стеклянным взглядом хронического лунатика.
Лето, но ему не теплее, чем в самое промозглое утро в сырой столице уродины-родины, или в душное утро подземного Фолента, или морозное - на краю мира, в царстве женщины, которую он завоевывал теми же методами, что благодарную публику на арене и в борделе. Недостаток тепла порождает предрассветное онемение, и это всё, что нужно, чтобы вернуть Кая в тягучий мир воспоминания.
Глаза похожи на блюдца, какие ставят котятам, и из них вылакано всё: внимание, интерес, мысль. Кай двигается по привычке, читает не вникая, колдует как приснится... он даже убьёт инстинктивно, если чутьё опасности, колющее где-то под загривком скажет "жги!". Но пока он чувствует только онемение и утренний озноб, самого старого из его нынче живых друзей. Реджи он прикончил полгода назад, а родственники, воскрешённая и запропавшая Алисия и другой друг, предатель-Эарлан, знают о том, что знает Кай, ровно ничего.
А ему тридцать два, значит прошло уже целых пятнадцать лет с начала, у него гораздо больше неразделённых воспоминаний. Он пережил много большее, редко повторял ту же (только где границы "той же"?) ошибку дважды, но ощущения от всего примерно те же: озноб...
Он принадлежит себе, один из самых могущественных людей и нелюдей в мире, причём вырос в него из голодранца за какие-то пятнадцать лет. Но ощущения его будут длиться вечность: озноб, онемение, отрешённость.
В руках - план города, который Кайлеб хочет заложить у дельты Великой реки. Точнее, пока только крепости с севера и башни с юга, но он мыслит в масштабах далёкого будущего. Когда-то он не знал, что съест в ближайшие дни, если съест вообще - только голод и безнадёжность. Теперь же у него в беспокойной голове множество планов. Сжечь дотла Фолент, например, однажды. А вот в животе - старый-добрый приятель, голод. И пустота в карманах.
За пояс у Кайлеба заткнут извилистый клинок из обсидиана. Не его собственный и не реплика, а сделанный по подобию подарок: где-то на севере его ждёт женщина, и ему даже кажется, что он её любит. Он даже доверяет ей настолько, что она единственная из живых существ знает, насколько Кай безумен. Он признался ей от лица всех пяти, а потом пообещал как Шестой, что постарается. Исправиться? Такая глубокая одержимость неизлечима. Кайлеб Ворлак либо существует, как есть, либо его нет. Но, может, тогда он хотя бы постарается не навредить? Постарается, конечно, лишь бы на пути не вставала...
Свет расползается по хвойным лесам и играет над широкой рекой, и маг просыпается на прямых ногах в который раз за две бессонные ночи и потерявшийся между ними день. Просыпается, чтобы осознать, как хочет доползти до нормального, человеческого, пусть и не его гнезда и спать, только безнадёжное ощущение его не отпускает. Он чувствует озноб, онемение в задеревеневших суставах, отрешённость и голод. Ещё он чувствует груз всего пройденного пути, и испытанное обещает столько же впереди, если повезёт сбыться желанному и сбыть все долги длинному списку врагов, но в это он слабо верит. Кай чувствует, как зыбки его планы и его завтра, как всё утекает в сито из "если" и вечно недостающего, несмотря на воровство у сна, времени, вместе с ним самим, оставляя только ощущение.
Колесо крутится-крутится-крутится.
Он не сходит с ума только потому, что вообще не добрался до зрелого возраста в своём уме.
Ведь он помнит.
Не может забыть.
Бегает кругами вокруг этого столба, как на привязи, вокруг места, где ему передали эстафету боли, ненависти и зла, срывает вновь и вновь с него красные ленты, и дарит всем, кого может найти и догнать.
Кайлеб Ворлак, конечно, не свободный, и уж совсем душевнобольной человек. Сейчас, когда его не сковывает ни нищета, ни долговое рабство, ни семья, ни даже законы ни единой страны, он ощущает клетку в собственной голове. Ведь он помнит, помнит, помнит, всем и всё, не может забыть, не может простить, и как глупая мельница продолжает раздавать всем то, что было и минуло давным-давно, ведь не в силах забыть и не в силах простить...